«Я отлип от телевизора и прозрел»
27 марта в 50 регионах России начнется Всероссийская стачка дальнобойщиков. Корреспондент «7x7» отправилась в рейс с координатором Рязанского отделения ОПР Алексеем Борисовым, чтобы разобраться, почему рязанские перевозчики собираются в ней участвовать.
Как заявляют организаторы акции, она продлится либо до момента согласия правительства сесть за стол переговоров, либо до исчезновения большинства товаров с прилавков магазинов.
Вот требования перевозчиков:
1. Полная отмена системы «Платон» или реорганизация под транзитный транспорт с передачей государству;
2. Отмена транспортного налога (для этого есть акциз);
3. Режим труда и отдыха водителей (РТО) настроить под реалии РФ;
4. Отставка правительства, недоверие президенту;
5. Наведение порядка на весовом контроле;
6. Предоставление перевозчикам обоснования расчетов размера акциза на топливо.
«Я не хотел больше быть Дедом Морозом»
— У меня старенький КамАЗик, в нем трясет, он рычит, из двери дует. Едет медленно. Тебя не укачивает? Может укачать, — предупреждает Алексей перед поездкой.
Откуда я знаю, не каждый же день на большегрузах катаюсь. Честно говоря, вообще ни разу не ездила. В кабину бы суметь забраться, и то хорошо.
Перед поездкой договорились, что будем на ты: крайне затруднительно придерживаться этикета, подпрыгивая на кочках и постукивая зубами от ночных заморозков. Еще Алексей несколько раз повторил: он не дальнобойщик, а перевозчик. Есть разница.
21:00 Выезжаем из Рязани по направлению к Москве. На почти 14-метровом прицепе за нашими спинами громыхают 20 тонн железобетонных плит. Темно, моросит мелкий дождь. В кабине с одной стороны жарко, с другой дует. Не так я себе представляла дорожную романтику. Надо было раньше опытного «водилу» слушать, а не нежный голос певицы Татьяны Овсиенко.
Остатки рязанского асфальта остаются позади, едем по хорошей дороге, местами освещенной. Уже ближе к полуночи деревья, овраги и дома на обочинах сливаются в одно сплошное мельтешение, глаза закрываются.
— Успел выспаться?
— Нет, дел было много.
— А как же?..
— За разговором — нормально. Но обычно останавливаюсь в «кармане» и дремлю минут 15. Помогает.
— На сколько?
— Еще на полчаса.
И мы разговариваем. О дорогах и школьных приколах, ценах на бензин и детях, остатках зеленых зон и нюансах профессий.
Алексей, что называется, — «потомственный водитель», лучшим развлечением в детстве были поездки на автобусе, который водил отец. Сразу же после окончания обучения устроился автослесарем в автоколонну 1310, потом водителем автобуса. Доучился, чтобы иметь право на вождение «гармошки», а заодно и грузовика с прицепом.
— Перешел в автоколонну 1417, на пассажирский рейс Рязань — Москва. Как раз были закуплены новые автобусы Setra — по сравнению с нашими, древними, машины просто сказочные. И вот мне доверяют этот автобус, я расписываюсь, выезжаю в рейс в белой рубашке и пиджаке. Было здорово, но через какое-то время нам начали «закручивать гайки». Просто тупо ужесточать условия работы, а где-то откровенно издеваться, — уже раздраженно рассказывает Алексей.
Было это лет шесть назад. Стюардессам (на автобусах дальнего следования, не путать со стюардессами на самолете) запретили отдыхать после того, как разнесли еду и напитки: они должны обслуживать пассажиров на протяжении всего рейса, улыбаться даже пьяным. Водителям запретили добираться бесплатно на автобусах своей же автоколонны до работы. Предпоследней каплей стал костюм Деда Мороза, в котором Алексей обязан был работать в течение новогодних праздников (стюардессы, соответственно, были Снегурочками). Последней — штраф за то, что во время движения он на пару секунд вытянул руки над рулем: затекла спина, нужно было хоть как-то пошевелиться. Этот момент увидел наблюдатель.
— Я не смог терпеть и уволился. Кому-то это покажется глупостью. К примеру, там до сих пор работает знакомый, который после каждого нового выкрутаса начальства говорил с придыханием: «Им виднее, нас нужно в строгости держать, иначе мы вообще страх потеряем». Почему я должен кого-то бояться? Я был ответственным работником, никогда не пререкался с пассажирами, не пью, даже не курю, — говорит мой водитель бодро, значит, доедем без остановок.
00:00 Подмосковье. Сквозь мутное стекло замечаю дорожных рабочих, удобные многоуровневые паркинги. Множество новостроек, которые возводятся на приличном расстоянии от МКАД, а не как в Рязани, прямо у дорог. Кстати о дорогах: они есть, очень даже хорошие.
Большегруз то надрывно гудит и еле тащится, то затихает и бежит веселее.
— КамАЗик старенький, ему тяжело. Зато легче содержать. Комплектующие к иномаркам сейчас стоят столько, что ребята берут кредиты. Транспортный налог выше. С другой стороны, скоро такие старые машины, как у меня, в города пускать не будут. Сейчас эта машина семью с двумя детьми кормит, что буду делать дальше — пока не думал.
Сворачиваем с кольцевой, въезжаем в зону кромешной тьмы. Дорога уложена бетонными плитами не слишком ровно: кое-где скачем, как по ступенькам. Впереди просвет и очертания высоток.
02:05 Стройка в Митино, конечная.
По словам Алексея, мы должны «сейчас по-быстрому разгрузиться и по-быстрому двигать обратно», чтобы успеть проехать по Москве в разрешенное время. И исчезает за горами плит, кирпича и вообще непонятно чего.
На разгрузке уже стоит другой многотонник.
Не чувствуя ног, выбираюсь из кабины. Заморозок. Лужи под ногами уже не чавкают, а похрустывают. Размялась, прогулявшись по полупустой стройке, снова забралась в машину и принялась разыскивать термос.
Алексей возвращается сильно не в духе.
— Сейчас вон того разгрузят, потом кран будет занят. До нас дело дойдет к утру, так что до закрытия МКАДа для грузовиков вряд ли успеем. Есть вариант отправиться в объезд по трассе А-107, но это лишних 100 километров. Так я проезжу себе в убыток. Либо… Ладно, доживем — увидим. Сейчас тебе лежак разберу… Спальник дать?
Ох! Грехи мои тяжкие. Вспомнив все непечатные выражения, забираюсь на «полку», расположенную за спинками сидений, и вначале «интеллигентно» прикрываюсь своим пуховиком. Уже через пять минут понимаю, что мерзнут ухо, спина и ноги, и сдаюсь: все же спрашиваю спальный мешок. Мгновенно согреваюсь, наваливается дрема. Сквозь нее слышу гул строительного крана, редкие выкрики рабочих и грохот сгружаемых клетей кирпича.
Алексей устраивается на сиденьях.
Брак, фотосъемка и большие начальники
05:50 Просыпаюсь от почти морской качки — это наш КамАЗ все же начали разгружать. Где-то рядом набирает силу скандал.
Выясняется, что одна плита оказалась бракованной. Первый «большой начальник» наотрез отказывается ее принимать, второй, который еще больше и главнее, приказывает снять с прицепа и «свалить во-о-н в ту кучу». Говорит, что с этого предприятия уже накопилось несколько бракованных плит, но это не катастрофа и не редкость. Просто стройматериал отправится обратно на предприятие с машиной самого предприятия. Мы все равно не можем двинуться в обратный путь, потому что Борисов должен поставить подписи под несколькими документами, а доступ к ним появится только в 8 часов. В восемь! Судя по всему, до 22:00 нам придется болтаться в каком-нибудь «отстойнике».
Какое-то время фотографирую «старенький КамАЗик», красивый восход, ближние и дальние пейзажи. И тут меня «задерживают до выяснения цели проведения съемки».
— С какой целью фотографируете стройку? — спрашивает грузный охранник.
— Ни с какой, я машину фотографирую, — отвечаю искренне.
— Вы в этой машине проникли на стройку?
— Простите, что я сделала? Проникла, как шпион, теперь вот так открыто снимаю? — смеюсь, но на всякий случай прячу фотоаппарат за спину.
И меня просят отчитаться перед начальником. Потом еще перед одним. Потом самый-самый большой начальник охраны с удивлением узнает от меня, что платежи по «Платону» не понизили, а собираются повышать, и сочувственно цокает языком. И все же просит удалить снимки, по которым можно понять, что это за жилой комплекс.
— Ходят жильцы, снимают, потом в интернете обсуждают, что и как… Начинают жаловаться, что что-то там не соблюдается. Нельзя тут снимать, запрещено.
— Что именно не соблюдается? Давайте поговорим об этом.
Начальник вежливо, но молча провожает меня до машины.
— Что теперь? — безнадежно спрашиваю у своего спутника.
— Что-что… Поехали!
И мы едем… да, по МКАДу. 7:40 утра.
«Мы хотели все объяснить Путину!»
— Оштрафуют ведь, — предрекаю я.
— Так без разницы: что штраф отдать, что заправиться на крюк в 100 километров. Либо до ночи ждать. Хочешь?
Совсем не хочу. Спрашиваю, как Борисов стал участником и координатором ОПР.
— Все началось в конце 2015 года, когда сообщили о введении «Платона». Тогда работать и выживать стало заметно тяжелее: доллар подорожал, цены подскочили. Топливо, запчасти — все стало просто золотым. Вместо того чтобы создать какие-то льготные условия перевозчикам, на нас обрушили «Платон». И многие тогда отправились в Москву искать правды. Мы не думали о политике, просто хотели объяснить Путину, что не сможем так работать, что все обанкротимся. Искренне думали, что он ничего не знает, а мы сейчас ка-ак расскажем, ка-ак он разберется и… Сейчас-то смешно, а тогда я верил. К нам приезжали журналисты и волонтеры, друзья и родные, сочувствующие и пока не определившиеся. Но никто из правительства разговаривать с нами не стал. В большинстве СМИ информации либо не было, либо она была недостоверна. Четыре с половиной месяца в том лагере… Многое стало понятно. Я отлип от телевизора и прозрел. Познакомился с замечательными людьми. Лагерь прекратил свое существование 1 мая 2016 года, а 30 апреля было учредительное собрание и появилось Объединение перевозчиков России.
«Может, лучше не злить?»
11:10 Выезжаем за пределы МКАД.
Про себя радуюсь, что никто не остановил и не оформил штраф. Правда, по дороге попалось несколько рамок контроля системы «Платон», но об этом чуть позже.
Заходит разговор про прибыль и затраты. Из всех объяснений понятно: чем лучше большегруз, чем больше зарабатываешь, тем больше следует отдать.
— За этот рейс получу 15 тыс. руб. Это мало, должно быть хотя бы 18 тысяч. Из них 7,5 тыс. руб. — затраты на дизельное топливо. В стоимости каждого литра уже заложен акциз, это 6,5 руб. Еще на тысячу рублей стирается резина. Остается 6,5 тыс. руб. прибыли. Из этих денег хорошо бы отложить на замену покрышек — я покупаю самые дешевые, китайские, но и за них мне придется заплатить более 250 тыс. руб., чтобы «переобуть» тягач с прицепом. Отложить бы на оплату транспортного налога: я плачу около 13 тыс. руб., но мой грузовик маломощный. За многотонники с двигателем от 400 до 500 лошадиных сил платят порядка 40 тыс. руб. Идем дальше: ежегодная страховка — это 10–12 тыс. руб. Ежегодный платеж индивидуального предпринимателя в пенсионный фонд — 23 400, медстрахование — 4 590 рублей. Так что туда отложи, сюда отложи — получится, что ничего и не заработал. Если не откладывать, то придется брать кредит, чтобы оплатить все эти страховки и налоги, — продолжает объяснять Алексей. — И еще: в работе приходится надеяться только на удачу, потому что можно встать на ремонт на неопределенный срок, можно самому заболеть, а можно и денег от заказчика не получить.
Средняя стоимость тахографа, который теперь обязан установить водитель большегруза, — 60 тыс. руб. По федеральной трассе мы преодолели 380 километров, платеж по системе «Платон» должен составить 580 рублей. С 15 апреля тариф повысится до 3,06 руб. за километр, поэтому за такой же рейс придется заплатить 1163 рубля. По словам Алексея, вроде бы не очень много, но если этот платеж приплюсовать ко всем предыдущим, получается внушительная сумма. Многие перевозчики, по словам Борисова, прибегают к помощи логистических компаний, которым тоже нужно заплатить за работу.
— Можно зарабатывать больше?
— Можно. Брать по 3–4 заказа в неделю, но ведь и расходы окажутся больше. На топливо, амортизацию… Можно брать заказы для разгрузки в самой Москве. Но для того, чтобы попасть в город, придется покупать пропуск. Насколько я знаю, его стоимость стартует от 35 тыс. руб. в месяц.
Ну и, пожалуй, самое главное. Рассчитывать на стабильный заработок перевозчику не приходится. Сколько получится рейсов — не угадаешь. А платить надо по всем счетам.
— Все привыкли к «Платону»?
— Да почти никто не платит, — Алексей заметно оживает. — Хитрят, кто как может. Оплачивают гораздо меньше, чем наездили. Многие не платят совсем — это своеобразный маленький бунт. Но это пока, потому что система не отлажена. С апреля, как обещают, нам «закрутят гайки» так, что будем больше отдавать, чем зарабатывать. И это не пустые слова, — уверен мой собеседник.
— Как можно не заплатить дорожный сбор, если вот они, рамки с видеокамерами?
— Ну-у… Они не увидят наших номеров, — загадочно произносит спутник, и я понимаю, что больше об этом он ничего не скажет.
Мы еще заезжаем в какие-то придорожные кафе и просто останавливаемся допить чай из термоса, заворачиваем на погрузку в Коломну, но это к заработку сегодняшнего рейса не относится — так, старые обязательства. В голове сплошной дорожный гул, ноги и спина будто бы не мои.
16:00 Рязань, поселок Южный.
Алексей загоняет многотонник на стоянку (еще одна статья расходов), расположенную в поле, рядом с кладбищем. Приводит в порядок «рабочее место». В последнюю очередь выключает рацию, из которой на протяжении всего пути доносилось объявление о начале стачки и выдвигаемых требованиях. Водители реагировали по-разному. Кто-то уверенно говорил о том, что «Ротенберги на этом не остановятся и введут систематическое повышение платы за проезд по федеральным трассам, точно так же, как сделали традицией повышение платы за ЖКХ», другие откровенно боялись и предлагали «не злить их, а то совсем работать не дадут». Третьи неумело делали вид, что вообще не понимают, о чем речь.
— Сколько рязанских машин съедется на забастовку? — спрашиваю напоследок.
— Надеюсь, что порядка двадцати, но лучше ничего не загадывать заранее.
Алексей закрывает и проверяет двери тягача.
— Веришь в перемены?
— Если б не верил — платил бы и помалкивал.
— Не боишься?
— Устал, — отвечает, прикрывая глаза. — И вообще, и бояться.
Источник:ati.su
